могутні вовняні лаписька
Казалось, ночью на декабрь апрель обрушился с высот...
Казалось, ночью на декабрь апрель обрушился с высот.
Покрыл ковром цветочным дол и влажной пылью — небосвод.
Омытые слезами туч, сады оделись в яркий шелк,
И пряной амбры аромат весенний ветер нам несет.
Под вечер заблистал в полях тюльпана пурпур огневой,
В лазури скрытое творцом явил нам облаков полет.
Цветок смеется мне вдали,— иль то зовет меня Лейли?
Рыдая, облако пройдет,— Меджнун, быть может, слезы льет?
И пахнет розами ручей, как будто милая моя
Омыла розы щек своих в голубизне прозрачных вод.
Ей стоит косу распустить — и сто сердец блаженство пьют,
Но двести кровью изойдут, лишь гневный взор она метнет.
Покуда розу от шипа глупец не в силах отличить,
Пока безумец, точно мед, дурман болезнетворный пьет,
Пусть будут розами шипы для всех поклонников твоих,
И, как дурман, твои враги пусть отвергают сладкий мед...
Рудаки
Казалось, ночью на декабрь апрель обрушился с высот.
Покрыл ковром цветочным дол и влажной пылью — небосвод.
Омытые слезами туч, сады оделись в яркий шелк,
И пряной амбры аромат весенний ветер нам несет.
Под вечер заблистал в полях тюльпана пурпур огневой,
В лазури скрытое творцом явил нам облаков полет.
Цветок смеется мне вдали,— иль то зовет меня Лейли?
Рыдая, облако пройдет,— Меджнун, быть может, слезы льет?
И пахнет розами ручей, как будто милая моя
Омыла розы щек своих в голубизне прозрачных вод.
Ей стоит косу распустить — и сто сердец блаженство пьют,
Но двести кровью изойдут, лишь гневный взор она метнет.
Покуда розу от шипа глупец не в силах отличить,
Пока безумец, точно мед, дурман болезнетворный пьет,
Пусть будут розами шипы для всех поклонников твоих,
И, как дурман, твои враги пусть отвергают сладкий мед...
Рудаки